Шостакович Дмитрий Дмитриевич

ВОСЬМАЯ СИМФОНИЯ, ДО МИНОР

Посв. Е. А. Мравинскому

СОЧ. 65 (1943)
I. Adagio.
II. Allegretto.
III. Allegro non troppo.
IV. Largo.
V. Allegretto
Первое исполнение — 4 ноября 1943 г. в Москве
под упр. Е. Мравинского

Восьмая симфония Шостаковича — величавый трагический эпос пережитой человечеством страшной поры.
Б. Асафьев

У каждого художника есть произведение, в котором ему удается с наибольшей полнотой выразить себя, свои идеалы, художественное кредо, темперамент. Тогда оно становится как бы эталоном его творчества, сгустком самых существенных свойств стиля, Такова Восьмая симфония Шостаковича. Правдивость ее беспощадна, эмоции раскалены до предела, напряжение выразительных средств достигает критической точки.

Восьмая симфония, как и ее предшественница Седьмая, рождена событиями второй мировой войны. Но эти события показаны совсем по-иному. Изменилось не отношение композитора к войне, изменился метод ее изображения, Собственно говоря, в этой симфонии Шостакович менее всего стремится изображать. Он выступает не как летописец, идущий по горячему следу событий, а как философ, пытающийся осмыслить их, постигнуть масштабы, понять истоки, Трагедия войны вырастает до гигантского символа, она предстает как величайшая из бед человечества. Но высота обобщения не лишила музыку жизненной трепетности, потрясающей исторической достоверности. Первые слушатели ощутили в ней эмоциональную атмосферу сурового 1943 г.

Не осталась без внимания и необычность облика Восьмой симфонии. Привычные пропорции света и тени в ней нарушены. Преобладает суровый, жесткий колорит. Среди 5 частей симфонии нет ни одной, которая хотя бы в небольшой степени выполняла роль интермедии, разрядки: все они активно «работают» на центральную трагическую тему произведения. Однако их роль неодинакова.

I часть наиболее многогранна по содержанию и оттого так значительна по масштабам: она длится около получаса, т. е. почти столько же, сколько все остальные части, вместе взятые. Музыка звучит как исповедь, насыщенная тревожными раздумьями, возвышенным- страданием. Она развертывается очень медленно и трудно, будто преодолевая какое-то внутреннее сопротивление. В разработке словно обнажается причина скорби, источник зла. Кутью веет от сокрушающих наплывов оркестра, непреклонных ритмов, нервно взвивающихся звуковых спиралей. Образы разрушения и смерти достигают легендарных, фантастических масштабов, напоминая антивоенные офорты Гойи или полотна Пикассо. I часть — своего рода грандиозный конспект всей симфонии. Многие ее образы получают развитие в дальнейшем-дорисовываются, обогащаются новыми красками, переводятся в более объективный план. Так, например, образы зла, намеченные в разработке I части, широко представлены в двух последующих.

II часть, звучащая то как грубый воинственный марш, то как нагловатый шутовской танец, рисует коварную и бесчувственную силу, крайне опасную в своей потенциальной активности.

В III части эта сила вырывается на простор. Чудовищная машина смерти катится по земле, круша и кромсая все живое. Ровный механический ритм напоминает токкату или назойливый экзерсис. А на его фоне — оголтелые пронзительные вскрики, довершаемые мощными тупыми ударами. Безжалостный бег этой музыки, по словам Асафьева, «сечет, словно дождь пулеметного огня» . В истории музыки нет ничего равного этому по силе обличения зла. И по силе противления злу: с какой непреклонностью останавливает кровавое шествие начало следующей, И части!

Могучая унисонная тема звучит как голос гнева и боли: 12 раз повторяется она в басу на протяжении всей части — композитор избрал старинную вариационную форму пассакальи. Неизменные повторы суровой мелодии, сопровождаемые сдержанным пением верхних голосов, рождают чувство беспредельной, но величавой скорби. Вспоминаются проницательные слова Б. Асафьева, назвавшего Восьмую симфонию «эпической песней трагедийного содержания о безграничной выносливости человеческого сердца, не сгибаемого никакими ужасами». Такую концепцию не может венчать традиционный финал — победно-торжественный или бурно-драматический. Шостакович нашел единственно верное, хотя и необычное решение: грандиозная симфония завершается музыкой тихой, умиротворенной.

Финал начинается без перерыва воздушным мажорным аккордом — будто после долгой и страшной ночи забрезжил долгожданный рассвет. Музыка кажется чуть усталой, как первая улыбка исстрадавшегося человека. Из мрака выступает пейзаж, залитый теплыми, мягкими красками. На земле, опаленной, истерзанной войной, воцаряется свет, тишина, покой. Так воплощается мысль о неистребимости жизни, о вечном торжестве ее нетленной красоты. Но жизнь нуждается в защите. Преступно забывать о грозящих ей опасностях. Несколько раз короткими, но жестокими наваждениями всплывают картины былых страданий, как грозное напоминание, как призыв: «Помните, люди!» .

Следующая страница: Девятая симфония