Чайковский Пётр Ильич

«РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА», УВЕРТЮРА-ФАНТАЗИЯ ПО ШЕКСПИРУ

Посвящается М. А. Балакиреву

Первое исполнение — 4 марта 1870 г. в Москве под упр. Н. Рубинштейна

Мысль о создании симфонической пьесы по трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта» подал Чайковскому Балакирев. Он настойчиво советовал передать такие детали трагедии, как картина раннего утра в Вероне или колоритный образ старой кормилицы Джульетты. Но Чайковскому была чужда иллюстративность. Он отказался от изображения отдельных сцен или персонажей, в том числе и самых главных, ради воплощения того, что более всего доступно симфонической музыке — самого духа шекспировской трагедии, ее эмоциональной атмосферы, ее основной идеи.

Эта идея, взятая в наиболее общем, отвлеченном от сюжетных подробностей виде, оказалась чрезвычайно близкой композитору: конфликт любви и смерти, светлых человеческих устремлений и неумолимой действительности разрабатывается Чайковским во многих симфонических произведениях. В увертюре-фантазии «Ромео и Джульетта» он нашел одно из самых совершенных воплощений.

Мрачная музыка, открывающая увертюру, отмечена колоритом средневековья. Есть в ней нечто смиренное, аскетичное и вместе с тем непреложное. Здесь, по словам А. Должанского, выражен «тот нравственный закон, который господствует над жизнью героев пьесы. В то время как у Шекспира он нигде не формулируется, а лишь подразумевается, Чайковский дает ему определенное образное воплощение в виде молитвенного песнопения (хорала)». Мало-помалу во вступлении нарастают тревожные предчувствия. Вскоре они получают подтверждение — главная тема увертюры налетает, подобно шквалу. В изломанном ритме, диссонирующих аккордах, лавинообразных пассажах слышится кипение боя.

Рождается поразительный по конкретности образ ненависти и вражды, «бессмысленной и беспощадной». И когда после короткого затишья бережно вводится тема любви, возникает эффект, напоминающий «чистую перемену» в театре,— перед вами совершенно иной мир, бесконечно далекий от всего, что было до сих пор. Чайковский создал мелодию дивной красоты, душевно щедрую, полную чувственной прелести.

Подобно побочным темам в зрелых симфониях Чайковского, она не принимает участия в драматических перипетиях разработки. Этот раздел становится ареной действия вступительного хорала и главной темы. Последняя звучит здесь еще более ожесточенно, чем в экспозиции, но особенно решительно преображается хорал, медные инструменты скандируют его с какой-то исступленной злобой, превращая сосредоточенно-смиренную тему в образ грубой, губительной силы.

В репризе наступает черед и темы любви — трагические события постепенно вовлекают и ее в свой круговорот. Кода довершает ее развитие; широкая, полнокровная тема дробится, распыляется, обретая черты прекрасного, но горького воспоминания. Заключительные аккорды — резкие и торжественные — подобны последней, завершающей детали величавого симфонического памятника шекспировским героям

Следующая страница: «Франческа да Римини», фантазия по Данте