Людвиг ван Бетховен

ВОСЬМАЯ СИМФОНИЯ, ФА МАЖОР

СОЧ. 93 (1812)
I. Allegro vivace e con brio.
II. Allegretto scherzando.
III. Tempo di MInuetto.
IV. Allegro vivace
Первое исполнение — 27 февраля 1814 г. в Вене

Восьмая симфония стоит несколько поодаль от генеральной линии бетховенского симфонизма. Это своего рода интермеццо, краткий миг отдыха перед штурмом последней вершины — Девятой симфонии, которая, как известно, обдумывалась многие годы. Сам Бетховен назвал Восьмую «маленькой симфонией». Действительно, по своим лаконичным формам она близка произведениям гайдновской поры; и не только по формам, но и по стилю. Может показаться странным, что в преддверии новаторской Девятой Бетховен возродил, хотя, конечно, и не полностью, ушедшую в прошлое манеру письма.

Однако это возрождение — не реставрация. «Неоклассицизм» Восьмой отмечен оттенком чуть ироничной стилизации. Художник-философ, познавший трагизм человеческого бытия, с шутливо-снисходительной улыбкой оглядывается на далекий по духу «идиллический XVIII век» и с виртуозной легкостью гения восстанавливает свойственные ему формы музыки. В симфонии царствуют ясность, прозрачность, стройность, на всем лежит оттенок тонкого артистизма, и лишь изредка в мир чистой красоты и безоблачности врывается истинно бетховенская властная сила.

I часть по-гайдновски жизнерадостна и проста. Только в разработке ощущается свойственный Бетховену динамизм симфонического развития.

II часть — Скерцо — имеет юмористическое содержание. Композитор положил в ее основу тему некогда сочиненного им канона, который он посвятил своему другу, изобретателю метронома Мельцелю: «та-та-та, та-та-та, та-та-та, о Мельцель, милый мой!» . Детски простодушная, но полная грации и изящества, эта тема звучит все время на фоне ритмически ровной пульсации аккордов, имитирующих стук метронома.

В III части Бетховен «восстанавливает в правах» им же некогда замененный на Скерцо старинный Менуэт гайдновского типа — бойкий, по-крестьянски чуть грубоватый. Звучание двух валторн в трио вызывает в памяти музыкальные пасторали XVIII в.

Финал сверкает остроумием, неистощимой изобретательностью. Его основная шутливая тема, играющая роль рефрена в этом рондо, возвращается всякий раз в новом обличье. Кажется, будто она ведет за собой хоровод красочных образов, -исполненных простодушного веселья и заразительного юмора. Чайковский писал: «Последняя часть, полная юмористических контрастов, неожиданных поворотов, чарующей фантазии, останется навсегда неподражаемым прекрасным образцом симфонической музыки» .

Следующая страница: Девятая симфония