Мясковский Николай Яковлевич

ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ СИМФОНИЯ, ДО МИНОР

СОЧ. 85 (1950)
I. Adagio. Allegro animato.
II. Adagio molto elevato.
lll. Presto ma non troppo
Первое исполнение — 9 декабря 1950 г. в Москве
под упр. А. Гаука

Важнейшая черта Двадцать седьмой симфонии Н. Я. Мясковского — ее оптимистичность, непрерывно нарастающая от 1 части к заключительным аккордам финала. Вся она словно устремлена вперед, в светлое будущее.
Д. Кабалевский

Двадцать седьмая симфония — последнее и, быть может, самое глубокое и совершенное симфоническое произведение Мясковского. Ярко воплотились в нем мироощущение человека наших дней, его активное, творческое отношение к жизни, нравственная сила и благородство, героика деяний. В каждом такте симфонии ощущается рука большого мастера, умудренного жизнью и опытом Изложение собранное, лаконичное: при всем богатстве содержания симфония состоит из 3 частей.

Драматически напряженная I часть впечатляет контрастностью образов, остротой их столкновений, создающих ощущение кипучей борьбы. Медленное вступление открывается скорбно-задумчивым напевом фагота. Постепенно усиливаясь, переходя от инструмента к инструменту, эта мелодия, наконец, решительно подхватывается скрипками, но теперь она уже быстрая, мятущаяся. Такова главная тема I части. Прозрачный свирельный наигрыш кларнета словно «выкликает» появление побочной темы — певучей, светлой, согретой неподдельным человеческим чувством. Русская по своему складу, она звучит как песнь о счастье, любви, приволье родной природы. Сопоставление, развитие и столкновение этих двух образов завершается победный первого: выход не найден, борьба еще не закончена.

Медленная II часть — новая стадия драмы. В неспешно текущей музыке ощущается стремление глубоко осмыслить происшедшее. После сурового хорала медных струнные запевают мелодию, полную внутренней силы и чистоты. Ее спокойное движение внезапно прерывается густыми, тревожными аккордами. В резких возгласах и беспокойных взлетах скрипок, в отвечающих им жалобных причитаниях деревянных духовых слышны, может быть, отголоски недавней военной грозы. Но пронеслась буря воспоминаний — и вновь парит, словно птица, горделивая мелодия-песня.

Главная тема III части, бурлящая, неистовая, напоминает своей «моторностью» скерцо, как бы восполняя его отсутствие в цикле. Сквозь ее стремительный бег временами просвечивает другая мелодия, более напевная, но не менее тревожная. Кажется, уже ничто не остановит кипящего водоворота звуков. Но вдруг новая, упругая маршеобразная тема (она напоминает известную народную песню «Слава» ) начинает заполнять оркестр и тут же сметается еще более ожесточившимся вихрем. Однако, наперекор ему, она вновь возрождается. Крепнущее звучание марша окончательно изживает настроения тревожного смятения и неуравновешенности, чтобы утвердить веру в победу светлых начал жизни.