Иоганнес Брамс

ПЕРВАЯ СИМФОНИЯ, ДО МИНОР

СОЧ. 68 (1876)
I. Un poco sostenuto. Allegro
II. Andante sostenuto
III. Un poco allegretto e grazioso
IV. Adagio. Рш andante
Allegro non troppo ma con brio
Первое исполнение — 4 ноября 1876 г. в Карлсруэ
под упр. О. Дессофа

«Я никогда не напишу симфонии! Ты не представляешь, какой смелостью надо обладать, чтобы решиться на это, когда слышишь за собой шаги гиганта!» Брамс написал эти строки в начале 70-х гг. Еще в 1862 г. он приступил к созданию Первой симфонии. Работа непомерно затянулась. Композитор отчетливо сознавал трудность поставленной задачи: после Бетховена редко кому удавалось сказать в этом жанре новое, свежее слово.

Риск был велик: только высокосовершенное произведение могло устоять под натиском враждебной критики, которая беспощадно отвергала любую попытку возродить «чистый» непрограммный симфонизм. Так случилось и на этот раз. Рожденное в муках произведение было встречено словами негодования. Но кто помнит их теперь? Зато хорошо известно крылатое выражение Г. Бюлова, назвавшего Первую симфонию Брамса «Десятой симфонией Бетховена». Это определение говорило о многом. Ойо ставило сочинение в один ряд с вершинными завоеваниями музыки. Имелось в виду и то, что главная тема финала напоминает мелодию радости Девятой симфонии Бетховена, и то, что в движении образов симфонии Брамса просвечивает бетховенская идея «от мрака к свету».

Задумывая симфонию, композитор представлял себе образ байроновского Манфреда с его титаническими страстями, мучительными противоречиями. Чувства в этой музыке кипят, противоборствуют, эмоциональная гамма неуравновешенна, однако волевая собранность ощущается непрерывно: борется, страдает, надеется человек мужественный и непреклонный.

Жгучей напряженностью проникнуто медленное вступление. Слышатся вздохи, стоны, резкие восклицания. Огромная эмоциональная энергия усиленно сдерживается до поры, чтобы вырваться на простор лишь в Allegro I части, полном отчаянной решимости, головокружительных душевных взлетов и падений. Редкие просветления лишь подчеркивают общий сумрачно-страстный колорит.

Средние части, как всегда у Брамса, расширяют панораму жизни, дают отдохновение, разрядку. II часть — элегическое раздумье. В ее лирике — душевная скромность и чисто брамсовская благородная патетика. Оркестровые краски по-камерному прозрачны. Часто возникают красивые певучие соло (гобой, кларнет, скрипка, валторна), наделяя музыку чертами трогательной интимности.

Оживленная III часть исполнена свежести, изящества, а порой и мягкого юмора. Чистые пасторальные звучания рождают ласкающие глаз картины умиротворенной природы. Драматические коллизии первой части отодвинуты, едва ли не забыты. Вступление к финалу беспощадно напоминает о них, Музыка, по словам М. Друскина, «живописует последнюю грань отчаяния» . И тут, как спасительная весть, как луч надежды, является мелодия валторны — удивительно простая, светлая, цельная. О просторе лугов и полей, о вечной красоте природы говорит она.

Строгий хорал медных довершает свершившийся перелом. И вольным широким шагом входит героическая главная тема финала. Не исключено, что Брамс сознательно сближает ее с темой последней части Девятой симфонии Бетховена. Напоминая о святых идеалах человечества, музыка славит свет разума, величие духа. Правда, шествие этой темы не столь неуклонно, как у Бетховена. Оно чередуется с лирическими моментами, временами грозно вспыхивают сомнения и тревоги. Но слишком велика сила преодоления: радость жизни, восторженное ликование слышится в эпилоге симфонии.

Следующая страница: Вторая симфония